литературные журналы времен перестройки, какие-то современные брошюрки со звездами и знаками зодиака на обложках, и даже пара глянцевых мужских журналов.
— А что ж тогда маньяки по счетам не платят? — возразила я. — Даже тут, в колонии, срок отбывают убийцы детей, насильники. Когда же им-то счет предъявят? Хотелось бы при жизни. Десять лет лишения свободы — это не цена за загубленные детские жизни.
— Ишь как вы с лишением свободы, запросто… — пробормотал старик себе под нос. — Десять лет, двадцать лет, пожизненное… Тем, кто эти срока выписывает, невредно бы сначала самим хоть недельку посидеть, а уж потом другим года отмеривать.
— Насколько я знаю, насильников и в тюрьме не любят. А вы же — воровской масти, что вам их жалеть?
— Все мы одинаковы, одним миром мазаны, — буркнул он и отвернулся, плеснув себе еще чаю.
— Так что ты, милая, говоришь? — как ни в чем не бывало продолжил мой собеседник после паузы. — Ты маньяков-то не сравнивай. То человек был, граф-то, Федор Иванович. А эти… Они же не люди, они унги.
Я непонимающе подняла брови.
— С виду как люди, души у них нет, — пояснил он. — У нормального человека кроме физического тела еще шесть тонких. А у унгов только эфирное и астральное, и все, поэтому многие унги занимаются вампиризмом, убийствами. Питаются плохой энергетикой. Ведь что такое продать душу дьяволу? Это значит в своих грехах опуститься так низко, что в мирах посмертия твою душу разберут на составляющие. Душа прекратит существование, ее раздергают на материал всякие твари из других пространств, чтобы с помощью этого материала воплотиться в людей. Когда люди испытывают страдания, они выделяют очень плохую энергию, энергию боли и страданий. Она густая. И ею питаются садисты: палачи, вампиры. Могут кровь высосать, а могут и энергию. — Определенно, старому зэку не с кем было тут порассуждать об астральных телах, а он, видно, много мог порассказать занятного на эту тему.
Наверное, старик последнее время много думал о том, что будет, когда он отойдет отсюда, из этого мира. Предстанет ли он перед кем-то, кто взвесит его деяния на точных весах и распорядится: в адский котел. Или в райские кущи. Вряд ли, правда, он рассчитывал на райские кущи, со своим-то прошлым… Хотя я на примере многих своих подследственных замечала, что они имеют массу претензий к окружающему миру, но зато критика к своему поведению отсутствует напрочь. Вот старик, похоже, убийство осуждал, а кражи грехом не считал.
— А откуда они берутся? — из вежливости спросила я про унгов. — От людей рождаются?
— Могут от людей, — кивнул он. — Но тогда, как правило, родители их не любят.
Мне на память пришел Катушкин с аналогичной теорией о трудном детстве маньяков. Но про мамонтов звучало убедительнее.
А больше ничего интересного Мамонт мне не рассказал. И даже не поинтересовался, кто я. Переселяться в номер бизнес-класса в гостинице мне не пришлось, я уехала в тот же день.
Глава 17
Да, похоже, сердце не обманывало старого вора. Вернувшись в Питер, я получила от мужчин исчерпывающий отчет о проведенных изысканиях. Никаких следов Механа после его триумфального условно-досрочного освобождения не нашлось. Направлен он был в Новгородскую область, там должен был встать на учет, но так и не встал. Синцову удалось отыскать одного из ветеранов «кемеровского» преступного сообщества, совершенно опустившегося инвалида, — одного из тех, кто приезжал выкупать Николаева с зоны за вагон муки. В том же году, во время ожесточенной битвы за право контроля над загородным вещевым рынком его прошило автоматной очередью; спасти-то его спасли, но пришлось ампутировать правую руку и ногу выше колена. Первое время соратники по борьбе еще помнили его, подкидывали кое-что на лечение, но постепенно их самих поубивали или пересажали, и помощи ждать стало неоткуда. Никому не нужный человеческий обрубок гнил в нищете — сначала в своей нажитой неправедными трудами квартире в хорошем доме, пока его не выкинули оттуда представители «новой волны», специализирующиеся на выморочной недвижимости; потом в страшной коммуналке за рынком, где коротали тяжкий век такие же убогие и увечные, как он. Потом и на эту площадь кто-то позарился, и он вообще оказался в ночлежке, что, в общем-то, было для него большой удачей. Рассудок у него уже помутился, он ничего не помнил, только хрипел что-то невнятное и ругался, при этом в ходе общения мочился под себя. Но на кличку «Механ» у него, видимо, срабатывал условный рефлекс, потому что он начинал ругаться громче и отчетливей.
Провозившись с ним полдня, умирая от испарений мочи, тошнотворного дыхания бывшего бандита и одурев от бессвязного бреда, изрыгаемого им, Синцов подвел итог встречи: еще находясь в колонии, Механ предпринимал попытки найти детей. Как он это делал, осталось тайной, поскольку оперчасть колонии об этих его телодвижениях ничего не знала, и к адвокату он с просьбами помочь не обращался. Но, видимо, что-то узнать ему все же удалось, потому что, выйдя за ворота колонии, он отметил с друзьями освобождение в той самой гостинице, где останавливалась и я, а потом отпросился по личным делам. Сел в машину, которую соратники подогнали к воротам колонии и уехал, куда — никто не знал. И больше о нем ни слуху ни духу. Равно как и о машине — новенькой девятой модели «жигулей» темно-зеленого цвета, которая в те смутные времена для советского человека равнялась «мерседесу». Братва поискала немного машину и водителя своими силами, но не нашла, а потом и свои проблемы навалились, и про Механа потихоньку забыли.
К моему возвращению, для очистки совести, Андрей убедился, что Николаев Алексей Гаврилович не выезжал за рубеж за время, прошедшее с момента освобождения, и не проходил ни по каким эмвэдэшным учетам ни в Санкт-Петербурге, ни в Ленинградской области, ни в Новгороде и окрестностях. Да, в общем, это было простой формальностью, потому что никто из нас не сомневался: Механа нет в живых. И почему-то нам всем казалось, что его обезглавленный труп покоится на дне какой-нибудь речки, несущей свои воды в направлении от Питера к Новгороду.
При этом со мной случилось то, чего раньше никогда не бывало: я перестала разгадывать эту шараду. Я выполняла необходимые следственные действия, даже не пытаясь угадать, какая развязка нас ожидает. Словно читая запутанный детективный роман, я бросила попытки угадать, чем он кончится, а просто хотела дочитать до конца и узнать разгадку от автора. Или даже нет: я уже не хотела узнать разгадку. Тот, кто мучил